Розы мая - Страница 62

К оглавлению

– Ответ где-то здесь. Что-то такое, что мы просмотрели. Что-то, что он видит, а мы – нет.

– Финни? – подает голос Вик. – У тебя глаз незамыленный. Глядя на эти дела, что-нибудь бросается в глаза?

В громкоговорителе щелкают кнопки и шуршит бумага. Финни просматривает копии отчетов и собственные пометки.

– Может быть.

Троица ждет продолжения, но тот не спешит с ответом.

Когда молчание уже невыносимо, Рамирес бросает в громкоговоритель ручку.

– Ну что?

– На основании чего он решает, насиловать или нет?

– Этого мы не знаем, – машинально отвечает Эддисон.

– Посмотрите на Ли Кларк, – говорит Вик. К папке никто не тянется – все фотографии из нее агенты видели не раз и не два. – Нападение на нее было самым жестоким. Даже если б она каким-то чудом выжила, то только от изнасилования не оправилась бы до конца жизни. Что такого особенного было в ней, из-за чего он потерял контроль?

– Родители в своих показаниях говорили не всё, кое о чем умалчивали и не хотели отзываться о дочери плохо. Но большинство соседей упоминали, что Ли была настоящей ото́рвой. Секс, сигареты, наркотики… Может быть, избыточная жестокость была наказанием?

– С Сорайдой Бурре обошлись мягче; горло ей перерезали, когда она была без сознания, но не от удара по голове, а от частичной асфиксии. – Вик барабанит пальцами по столу. – Согласно всем имеющимся показаниям, она была хорошей девочкой – семья прежде всего, никаких свиданий, все время проводила дома.

– Но Натали Рот девственницей не была, – напоминает Эддисон, – однако ж ее он не насиловал.

– Рейчел Ортиз, – добавляет Рамирес. – Ее изнасиловали, но медэксперт утверждает, что она почти наверняка была девственницей до нападения.

– Но факты остаются фактами; в каждом случае решение основывается на его восприятии девушек.

– Начинаю понимать, почему ваше начальство никак не хочет разделять вас, – сухо замечает Финни. – Но давайте подумаем: если он, чтобы сложить мнение о девочках, наблюдал за ними, то видел Прию пять лет назад. Сестры были невероятно близки, а значит, присматриваясь и оценивая Чави, он много раз видел и Прию.

– И влюбился в нее.

– А мы не передергиваем? Тем более что сами же говорим, что дело здесь не в сексе.

Рамирес качает головой.

– Я говорила о любви, а не о вожделении. Подобно куртуазной любви, ей полагается быть непорочной, чистой. Подумайте сами, Прия не ходит на свидания, не водится с мальчиками. Она занята уроками, играет в шахматы с ветеранами, по вечерам остается дома с матерью… Если он ценит чистоту, то лучше Прии ему не найти.

– Тогда почему он не напал на нее после того, как там побывал я? – спрашивает Эддисон, и боль сжимает его грудь.

– Ты не остался на ночь.

– Не остался, но мы несколько часов, до возвращения Дешани, провели в доме одни. А на следующее утро вместе пошли в павильон.

Некоторое время все молчат, потом Финни откашливается.

– Ты оберегал ее. Расспрашивая о Лэндоне, оберегал Прию. Возможно, он рассматривал тебя как своего союзника.

Рамирес бросает взгляд на коллегу, и уголок ее рта слегка подпрыгивает.

– И всякий, кто видел вас вместе, не мог представить вас иначе как родственниками.

Эддисон не отвечает, но показывает ей кукиш, хотя она и права.

– Так что дальше? Что случится в следующий раз? – спрашивает Финни. – Думаете, он подойдет еще ближе? Нападет на нее?

– Она уезжает через месяц.

– Подруга Чави, Джозефина… – Рамирес пролистывает желтую папку. – Говорит, что на весеннем фестивале, за пару недель до убийства, видела какого-то незнакомого мужчину. Ничего страшного, жуткого, просто был внимателен к девушкам, особенно к Чави и Прие.

– К обеим?

– По словам Джозефины, он говорил, что у него есть сестра. И еще ему понравилось, что девочки так близки. – Родригес закрывает папку и снова выстукивает пальцами ритм, знакомый только ей самой. – Чави и Джозефина близко общались только с матерями и Прией. Дешани говорила, что ее муж взвился бы от ярости, если б узнал об этом, но девочки были лучшими подругами с тех пор, как Шравасти приехали в Бостон, так что никто ничего не подозревал.

– Следовательно, в его глазах Чави была хорошей подругой и отличной сестрой.

– Джозефина… – Пощелкав клавишами, Финни издает негромкий триумфальный вопль. – Она сейчас в Нью-Йорке. Изучает право в Колумбийском.

– Могу съездить, – предлагает Эддисон. – Прихвачу сделанные Прией фотографии, покажу ей; может, увидит знакомое лицо. Конечно, прошло пять лет, но мало ли что, вдруг звоночек звякнет…

– И привези еще кружек от своей подруги, – вставляет Вик. – Инара говорит, что у нее почти все кончились.

– Все кончились? За полторы недели? В ящике было три дюжины!

Рамирес падает лбом на стол и разражается негромким истеричным смехом.

– Днем звонила Прия, – говорит Финни, когда все более или менее успокаиваются. – На крыльце, когда вернулась домой после прогулки, лежали желтые хризантемы. Ходила смотреть мозаичные окна с одним из ветеранов и его внучкой. Первые цветы более чем за неделю.

Желтые хризантемы в темных волосах Чави, словно солнечный всплеск.

– А Прия… – Эддисон умолкает, не зная, как сформулировать вопрос к Финни в присутствии Вика и Родригес.

– Она попросила у меня номер телефона Уорд – сказала, что ее мать хотела с ней поговорить. Кстати…

– Молчи, – жалобно просит Вик.

– Уорд отклонила просьбу выделить охрану дома Шравасти, а потом еще отчитала мне за нецелевое расходование ресурсов Бюро – мол, этим делом занимается местная полиция, и к нам оно не имеет никакого отношения.