Розы мая - Страница 42

Мы идем через парковку, когда меня окликает Хэппи.

– Синенькая! Пойдем, сыграешь со мной, а то я всем продуваю.

Эддисон негромко хмыкает.

Качая головой, ступаю на травянистый островок и приветствую всех присутствующих. Ганни дремлет, и щеки прикрыты «ушами» шапочки, которую Ханна вязала не далее как на прошлой неделе. Лэндон, как обычно, сидит в дальнем конце павильона. По-моему, Ганни не очень-то ему доверяет, но пока и не прогоняет.

– Мой друг, Эддисон, – сообщаю я. – Пробудет в городе пару дней.

Эддисон кивает. В длинном, рыжевато-коричневом пальто вид у него довольно грозный, и даже неоново-зеленый шарф не работает в пользу смягчения образа.

Пирс, потирая нос, оглядывает Эддисона с ног до головы.

– Коп? – спрашивает он наконец.

– Более-менее.

Некоторые из мужчин кивают, и на этом представление заканчивается. Отправляя фотографии имейлом, я сопровождала каждую подписью с именем. Толку от таких, как Йелп, Корги и Хэппи, немного, но, по крайней мере, для начала уже что-то.

Сажусь напротив Хэппи – так лучше слушать разговоры вокруг. Эддисон прохаживается между столами, поглядывает на доски. Представившись «копом, более или менее», он мгновенно расположил ветеранов к себе. Приняв за своего, на него уже никто не обращает внимания.

Точнее, никто, кроме Лэндона.

Тот ерзает и суетится больше обычного; взгляд его мечется по сторонам, как будто он пытается определить, как все реагируют на вторжение чужака, хватает фигуры и бросает их, не сделав ход. Одна ладья так сильно ударяется о доску, что оставляет на ней вмятинку.

Эддисон устраивается на самом краешке скамьи, рядом с Лэндоном, и легко и ненавязчиво заводит разговор с сидящими поблизости. Наблюдать за ним в этой его другой ипостаси, когда он не ходит на цыпочках вокруг впечатлительного ребенка, весьма интересно. Мужчины рассказывают о своих кварталах и проблемах с безопасностью, совершенно не сознавая, что выкладывают информацию о том, где живут и что вокруг них происходит. Они сами называют ему свои фамилии – Эддисон не прилагает к этому ни малейших усилий, – а он смешит их байками о физподготовке в академии ФБР. Его перебивают рассказами о веселых эскападах из лагерной жизни.

Исключение – Лэндон. Свою фамилию он держит при себе – да и имя тоже, хотя последнее кто-то уже произнес, – и на протяжении всего разговора не отрывает глаз от доски. Эддисон берет на заметку каждый взгляд, каждый жест Лэндона, и я готова держать пари, что в голове у него уже сложилась карта Хантингтона с метками тех кварталов, где тот может жить.

Не прибегая к откровенному запугиванию, Эддисону удается держать Лэндона в полнейшем ужасе. И это вообще-то тревожно, потому что, да, Лэндон – мерзкий тип, но и мерзкому типу нечего так бояться, если только он не скрывает чего-то.

А еще мне весело, потому что, оказывается, у Эддисона и мамы намного больше общего, чем я думала. Уверена, скажи я об этом, он счел бы себя оскорбленным.

Лучше приберечь это на будущее, для какого-нибудь особенного случая.

Обычно – я говорю о тех днях, когда бываю здесь – Лэндон уходит из павильона только после меня и потом идет за мной в супермаркет. На этот раз он едва выдерживает час, после чего прощается, невнятно бормоча что-то под нос, и быстро уходит.

Стивен, один из ветеранов «Бури в пустыне», смотрит ему вслед, отмечает задумчивую ухмылку Эддисона и поворачивается ко мне.

– Ты бы сказала, если он тебе докучал.

– Не хотела вмешиваться – у вас тут свои правила.

– Безопасность важнее.

Но они – старые солдаты, и иногда люди по-разному понимают, что такое подобающее поведение в отношениях между мужчинами и женщинами.

Мне они нравятся, ветераны с неуклюжим благородством, но это не означает, что я придерживаюсь одних с ними взглядов.

– Эддисон в городе по работе, – говорю я. – Заодно решил посмотреть, склонна я к паранойе или нет…

Стивен поворачивается к Эддисону, который как раз устраивается на освободившемся складном стуле.

– И что?

– В смысле, параноик она или нет? – уточняет Брэндон и, получив утвердительный кивок, пожимает плечами. – Нет. Никто не убегает вот так, как он, если только не сознает, что замышляет нехорошее.

– И что с этим делать?

– За мысли арестовать нельзя, но вероятность перехода от мыслей к действиям меньше у того, в ком жив страх Господень.

Все согласно кивают, потому что он сделал свое дело, и я бы, наверное, оскорбилась, не будь это все так забавно.

На уровне моря и в горах холод воспринимается по-разному, даже если температура и тут, и там теоретически одна и та же. Продержавшись час, Эддисон начинает дрожать и стучать зубами. И это при включенных обогревателях. Чмокаю Ганни в щеку, чем вызываю одобрительный свист и уханье остальных, – и веду Эддисона в магазин.

Увидев вывеску «Старбакс», он недовольно кривится. Похоже, имеет что-то против фирменного кофе, а потому считает каждое заведение, где за большущую чашку черного требуют больше доллара, заслуживающим вечного проклятия. Когда мы жили в Ди-Си, любимым развлечением Мерседес было наблюдать за тем, как Эддисон и мама вместе готовят кофе.

Пока он пытается поджечь вывеску взглядом, я оглядываюсь и вижу, как Джошуа, перекинув через руку бушлат, встает из-за столика. Похоже, он питает слабость к рыбацким свитерам; их запас у него неиссякаем. Тот, что на нем сейчас, цвета жухлого вереска, прекрасно идет к его седеющим каштановым волосам. Заметив меня, он улыбается, поднимает чашку в шутливом приветствии, но по пути к двери не перестает разговаривать.