Розы мая - Страница 15

– Данелли и Маренка могут приехать, – отвечает Инара, слизывая с пальца глазурь. Оставшиеся на тыльной стороне ладоней бесцветные пятнышки – единственные следы страшных ожогов и порезов, полученных ею в ту ночь, когда взорвался Сад. – Мы разговаривали с ними в среду, и тогда они еще не решили.

– Опасаются, что Кобияшисы им не обрадуются, – добавляет Блисс. Рамирес вопросительно смотрит на нее, а она рисует в воздухе перед собой бабочку.

Оба агента вздрагивают.

Так получилось, что в целом ситуация развивается не в лучшую, а в худшую сторону. Некоторые девушки – то ли они сломались еще раньше, то ли рассчитывали, что это как-то поможет им бежать, – так добивались расположения похитителя, что он отметил их знаком особой благосклонности: еще одной парой крыльев, уменьшенной копией первой, уже на лицах. Все остальные, выйдя из Сада, скрыть свои крылья могли, а вот Данелли и Маренке, единственным из выживших, кто получил второй набор крыльев, оставалось полагаться только на хороший макияж. И даже если скрыть татуировки удавалось, знавшие о крылышках на лице относятся к этим двоим по-другому. Хуже. Как будто в стремлении прожить дольше есть что-то недоброе.

Эддисон надеется, что они не приедут. Вообще-то обе – и Данелли, и Маренка – ему нравятся. Они спокойнее, уравновешеннее и не такие колючие, как Инара и Блисс. Им же будет лучше погоревать о Терезе – Амико, напоминает он себе, ее зовут Амико, – не навлекая на себя ненависть ее родителей.

Марлена ставит тарелки перед ним и Рамирес, разливает кофе. Час ранний, и на похороны ей ехать не надо, но она полностью одета, а на ее темно-зеленом свитере мягко поблескивает скромная нить жемчуга.

– Бедняжка, – говорит Марлена. – По крайней мере, теперь упокоится с миром.

А вот это в значительной степени зависит от того, во что вы верите, так ведь? Рамирес трогает крестик на шее и молчит. Инара и Блисс откусывают по кусочку выпечки и этим отделываются от комментариев.

Когда дело касается смерти, самоубийства или чего-то еще в этом роде, Эддисон и сам плохо представляет, во что он верит.

На кухню, поправляя узел темно-коричневого галстука, входит Вик. Эддисон и Рамирес одеты к похоронам; Вик же одет к похоронам Бабочки: выбранные цвета, коричневый и слоновой кости, достаточно умеренны, чтобы выказать уважение скорбящим родителям, и достаточно далеки от черного, чтобы не расстраивать выживших. Деликатный, щепетильный, внимательный – список прилагательных можно продолжить. Сам Эддисон на проявление соответствующих качеств не способен даже в свои лучшие дни.

– Сядь, Виктор, и поешь, – говорит ему мать.

Он целует ее в макушку, заботливо держась подальше от аккуратно уложенных и заколотых серебристых прядей.

– Мама, нам пора отправляться. Уже почти…

– Виктор, ты сядешь и поешь. День ужасный, так что начни его как положено.

Он садится.

Инара прикрывает ладонью рот, но ее бледно-карие глаза блестят. Женщина она очень сдержанная, и в первую очередь это касается выражения лица. Исключение делает только для выживших, но его не оставляет чувство, что полностью она расслабляется только в компании девушек, с которыми живет.

– Миссис Хановериан, пожалуйста, признайтесь, вы ведь клали записки в его школьные завтраки?

– Посмотрим… По понедельникам я говорила ему – сделай правильный выбор; по вторникам – сделай так, чтобы я гордилась тобой; по средам… – Она останавливается, с улыбкой наблюдая за девушками, которые, наклонившись друг к дружке, чуть ли не смеются вслух.

– Ты во мне сомневалась, – укоризненно говорит Вик с набитым коричной булочкой ртом.

Смеяться, отправляясь на похороны семнадцатилетней девушки, это как-то странно. Нет, шестнадцатилетней. До ее дня рождения еще несколько недель. Инара перехватывает его взгляд и пожимает плечами:

– Кто-то плачет, кто-то смеется… А вы что предпочитаете?

– Кричать, – коротко отвечает он.

– Я тоже. – Блисс скалит зубы. Между двумя передними у нее застрял кусочек щедро сдобренной корицей булочки.

Но об этом пусть ей скажет Инара, думает Эддисон.

Семичасовая поездка в Северную Каролину проходит спокойно, но не тихо. Рамирес растягивается на самом заднем сиденье и засыпает уже к первому съезду. Так случается каждый раз, когда она пассажир и не загружена бумажной работой.

Инара и Блисс устроились в середине. Радио выключено, что позволяет им разговаривать с Виком, который сидит за рулем. Эддисон слушает, но участия в разговоре не принимает и занят телефоном: пролистывая страницы «Гугла», ищет сообщения о телах, найденных в церквях.

Год только начался, и ждать, что убийца Чави снова нанесет удар, еще слишком рано, но он все равно проверяет. На всякий случай.

Блисс восполняет пробелы в образовании, рассчитывая уже летом получить диплом об общем среднем образовании. Насчет колледжа ни она, ни Инара, похоже, еще не решили. Оно и понятно. Если девушки знают, чего хотят – а они, как ему представляется, еще не знают, – зачем ввязываться во что-то, когда впереди суд, который в любом случае займет немало времени.

Им уже теперь приходится часто отвлекаться на предварительные слушания. Обеих вызовут для дачи показаний, когда дело дойдет до суда – если только им к тому времени не исполнится восемьдесят, – и Инара уже обещала другим девушкам, что будет там, когда придет их очередь.

Сколько бы он ни слышал доказательств особой роли Инары, роли матери семейства, в голове у него это никак не укладывается. Все равно что увидеть питбуля в балетной пачке. Бабочка в боксерских перчатках.